Здесь все совсем просто. Насчет интеллигентных-то профессий. И наиболее знакомо читающему человеку. Книгочею, то есть, и грамотею.

Итак. Где я был и что я видел. Кто еще помнит такую книжку?

Пионервожатый.

Воспитатель.

Учитель.

Корректор.

Младший научный сотрудник музея.

Корреспондент многотиражной газеты.

Завотделом культуры той же газеты (она была большая).

Журналист республиканской газеты.

Завотделом литературного журнала.

И скажу я вам, по всему по этому, следующее:

Учитель – это очень тяжелая работа. Огромные нагрузки, причем в основном психические. Сорок пять минут урока все твое внимание – в полном напряге. Не считая подготовки, тетрадей, планов, классного руководства и разных мелочей. Может, я излишне напрягался. Но в школе вообще тяжело работать, если честно и добросовестно. Тридцать-сорок человек перед тобой, все разные, они все вот сейчас взрослеют и формируются, они люди со всеми своими мыслями и чувствами, очень подвижные и ранимые, а могут быть очень жестокими, и они же дети. Это отдельный разговор.

Корректор – очень муторная и утомительная работа. Вот где не расслабишься. Через пару часов глаз замыливается и перестаешь соображать. Недаром практически все корректоры – женщины. Они гораздо способнее к мелкой кропотливой работе: внимательнее, терпеливее, расторопнее.

Остальные мои «культурные» работы – не бей лежачего. Языком молоть – не уголек колоть. Можно опоздать, уйти раньше, отлучиться, болтать с коллегами и пить кофе. Начинаешь понимать классовое чувство пролетария к интеллигенту: белоручка, болтун, чистоплюй, бездельник. Чего-нибудь слегка поделал между прочим – и дальше курит.

Профессия журналиста придает человеку наглость, часто ему вообще не свойственную. Он не сам по себе – за ним его газета (журнал, радио, ТВ). Он – податель славы: с кем беседует – того и прославит. Или ославит, наоборот. Перед ним начинают заискивать, хотят хорошо выглядеть. Журналист может задавать «неудобные» вопросы. От него может пахнуть неприятностями: обольет помоями в прессе. Это частности, это отнюдь не всегда, но: профессия журналиста сразу придает тебе значительности. Ну хоть: ты можешь разговаривать на равных с большим человеком, который по жизни тебя вообще не заметит.

Ну и, конечно, тут уже нужно сколько-то головы и как-то подвешенный язык. Вовсе тупой журналистом быть не может, даже самого низкого уровня. Хотя идиотов полно.

Короче: любой интеллигент может быть средним работягой. Но даже хороший работяга отнюдь не всегда может быть среднеприличным учителем, научным сотрудником или журналистом. Ребята, тут налицо человеческая дифференциация по качеству. Какому? А главному. Которое сделало человека человеком. По качеству мозга.

Вот поэтому были бригады профессоров-шабашников и доцентов-лесорубов. Которые за два летних месяца – отпуск плюс за свой счет – зарабатывали столько, сколько за год своей интеллигентской деятельности. И классно работали! Было бы здоровье.

И тут – вопрос, который много лет советской жизни не давал мне покоя:

Рабочий класс – передовой. Главный. Кстати, и оплачивается неплохо. Сознательный рабочий должен работать над собой, учиться, овладевать знаниями. И вот:

Рабочий получает двести и учится в институте на вечернем отделении. Он очень передовой. Вот он получает диплом и становится инженером на том же заводе. И что?! Во-первых, он больше не передовой рабочий класс-гегемон, а межклассовая прослойка – советская интеллигенция. Во-вторых, он получает уже не двести как рабочий, а сто тридцать как инженер. Да ни хера себе ваши пряники! Он что – учился, как быть бедным? С него что – удерживают налог на образованность?

Другой пример: «скорая» едет на вызов. В салоне: врач, ставка – сто рублей, медсестра – семьдесят рублей, водитель, который довозит их до места – двести рублей, за классность. Больше их обоих. Он доехал и курит, они, квалифицированные медики, откачивают больного. Это как?! А вот так. Дальше понимаете: если водитель с перепугу выучится на врача – не видать ему спокойной жизни и своей зарплаты.

А чего тогда шли учиться, рвались в вузы, получали дипломы? – Престиж. Перспектива. Социальный уровень и статус. Самоуважение и отношение окружающих. Людей до конца демагогией не обманешь: в работяги пойти любой может, и никогда не поздно.

И еще: природный инстинкт, вселенский вообще и социальный в частности: ты должен делать в жизни самое большое, на что способен. Потребность в реализации своих способностей, кроме прочего, вела и гнала школьных выпускников в учителя, инженеры, врачи и научные сотрудники. Единицы становились светилами и академиками, но и каждый десятый достигал высокой степени квалификации, положения и заработка.

Были советские интеллигенты такими же наемными государственными служащими, как и все прочие сословия. Плановая работа и тарифная сетка.

Советские песни про рабочий класс, колхозное крестьянство и интеллигенцию – в социальном смысле пустое вранье, демагогия. Государству принадлежало все, и государство решало и определяло все. Только государство могло принять тебя на работу и указывало: чего делать и сколько получишь. Ежели марксизм определяет классы по отношению к собственности на средства производства – один был класс: наемные работники государства.

Это очень важно. Это принципиально.

…Чем опасно вранье? И что это вообще такое?

Вранье – это заведомая подача неверной информации адресату – для получения от адресата нужной реакции. Скажем, чтобы адресат мало ел, много работал и верил руководству.

Но. Информация имеет свойство распространяться и самоумножаться вследствие динамики материальных процессов. Эффект мультипликации, умножения. Ошибка в одном знаке на начальном этапе вычислений – дает ошибку в десять знаков в итоге, аналогия понятна? Так это даже не аналогия – это простейшая математическая модель реальности.

По мере времени – все в СССР официально врали друг другу все больше и больше. Одну ложь – необходимо было компенсировать другой, большей ложью. Над Госпланом издевались в анекдотах еще 1960-х годов. К 1980 административно-командная система окостенела – лживый вал отчетов снизу порождал абсурдный вал указаний сверху. Инстинкт самосохранения системы обусловил саботаж верховных указаний многоступенчатой исполнительской пирамидой. Экономика перестала функционировать – а определяющая ее политика уже не могла принимать адекватные решения: все было пронизано ложью и демагогией. Делали много ненужного – и с трудом делали мало нужного, причем некачественного.

Лгала творческая интеллигенция, журналисты и писатели, художники и композиторы, нашпиговывая свои произведения марксизмом-ленинизмом и генеральной линией партии. Лгала партноменклатура со всех трибун о наших небывалых успехах и невиданном счастье.

Политбюро брежневских старцев – это портрет склероза головного мозга Советского Союза.

Именно интеллигенция – от членов высшей партноменклатуры и до студенчества, образованной молодежи, квалифицированных технарей и гуманитаров – снесла СССР. Вот чем кончается намеренная и целенаправленная ложь, вы понимаете? Что весь порядок вещей (не будем употреблять слова типа «аттрактор», уважая широкие слои) – стремится привести информацию в соответствие с реальностью. А реальность – в соответствие с информацией. Они не встречаются в пространстве и рушатся, противореча друг другу.

Именно в нашем запущенном случае реальность обрушилась вслед за информацией. Она сама неверную информацию и продуцировала.

Ложь хоронит самого лжеца. Вот как это называется. Отдельный лжец может процветать всю жизнь – окружающая система за свой счет компенсирует и выправляет его зловредную деятельность. Лжец паразитирует на окружающей среде.

Но. Если на лжи стоит государственная идеология. То на ней же встанет и государственная политика, и экономика. А если вдобавок это государство противопоставляет себя другим. То оно само себя разрушает и похоронит раньше или позже.